Глинские чтения

Литургикой называется наука о богослужении в христианской Православной Церкви. Свое название эта наука получила от слова «литургия», что в переводе с греческого языка означает «общественное дело», «общественная служба». В древние времена слово «литургия» употреблялось для обозначения совокупности богослужебных действий, обрядов и форм, то есть всего богослужения или отдельных его видов.

Собственно литургией называется церковная служба, во время которой совершается таинство Евхаристии, а Святая Евхаристия есть сердцевина всего христианского богослужения. Отсюда литургика есть наука о богослужении как деле общественном, церковном.

Предметом изучения православной литургики являются содержание и формы богослужения в том смысле и виде, как их понимает и совершает Православная Церковь.

Задача литургики состоит в том, чтобы:

1) показать историю христианского богослужения в целом и в отдельных частях, его эволюцию и существующие формы, в которых твердо сохранены дух и цели Древней Церкви;

2) раскрыть значение, содержание и цель праздников, богослужебных чинопоследований и обрядов, их сущность и истинный смысл;

3) и, наконец, объяснить этимологию и назначение священных мест, в частности, храма, а также предметов и принадлежностей христианского богослужения, каковыми являются: церковные вещи, утварь, богослужебные книги и прочее.

Литургика по своему предмету принадлежит к области практического богословия и находится в тесной связи с такими науками, как гомилетика, пастырское богословие, каноническое право. Литургика находится в теснейшей связи и с областью теоретического богословия, раскрывающего веро- и нравоучение (догматическое и нравственное богословие), поскольку христианское веро- и нравоучение составляют корень и содержание всего православного богослужения.

По содержанию литургика разделяется на общую и частную. В общей литургике рассматриваются основные понятия о храме и его устройстве, о христианском богослужении, священных действиях при его совершении, о лицах, его совершающих, и принадлежностях, необходимых для его совершения (облачениях, священных сосудах и т.д.). В частной литургике рассматриваются различные виды общественного и частного богослужения (службы суточного круга, седмичные и годовые службы, частные требы и молитвословия и др.).

По действующей программе часть курса литургики под названием «Церковный устав» изучается в первых двух классах семинарии. Она включает в себя всю общую часть и, кроме того, из частной литургики – суточный круг богослужения и седмичные службы.

В настоящем курсе литургики для 3-го и 4-го классов семинарии изучаются: I) богослужение годовое (двунадесятые праздники, службы Постной и Цветной Триодей) и 2) богослужения особенные, совершаемые Церковью по особому случаю или по потребностям христиан (таинства, молебны, освящение храма и воды, погребение и поминовение усопших и др.).

Церковным уставом называются правила и предписания относительно совершения богослужения. Они содержатся в богослужебной книге, называемой Типиконом, поскольку она раскрывает образец (тип) совершения церковных служб1.

Устав принят Церковью и действует в ней более тысячи лет. Он приобрел в Церкви силу закона внешнего Богопочитания. Богослужение, порядок и чин совершения которого указывает Церковный устав, есть плод многовекового живого религиозного опыта и творчества великих святых отцов, учителей и подвижников веры. Церковь смотрит на Церковный устав не как на обычное произведение человеческого ума, а как на книгу святую, обязательную для руководства всех православных христиан при совершении богослужения. От песнопений, молитв и чтений его веет и высоким духом аскетизма великих пустынножителей Египта и Палестины, и мудрым богословствованием святых отцов и учителей Церкви периода Вселенских Соборов. В нем слышатся речи пророков, патриархов Ветхого Завета. Перед нами, как живые, встают библейские события и лица. В своих творениях святые песнотворцы сделали для нас священные события живыми, образными и как бы видимыми. В целях воспитательных и назидательных они представили священные события Ветхого и Нового Завета, вероучительные истины в своеобразном поэтическом освещении для возбуждения религиозного чувства и интереса. Вместо холодных рассуждений, сухого прозаического рассказа, они оставили нам живые картины слова, дающие обильную пищу уму и сердцу.

Православное общественное богослужение является выражением веры, надежды, любви и благоговения к Богу, выражением полноты религиозной жизни и религиозного сознания Церкви, взаимной любви и единства верующих между собою.

Богослужение Православной Церкви, исполняемое по Церковному уставу, во все времена, с глубокой древности являлось и является руководством, средством внутреннего духовного обучения и воспитания, источником христианской веры и деятельности, или иначе — общенародным церковным богословием. Изложение истин веры наиболее доступно и легко воспринимаемо всеми именно в богослужении. Христианские храмы в отношении не только проповеди слова Божия, но и богослужения, в них совершаемого, являются всегдашними живыми училищами благочестия для всех христиан. Церковные песнопения в соединении с обрядами богослужения оказывают большое влияние на ум и чувства людей: в уме верующих они производят высокое представление о домостроительстве нашего спасения, а в чувстве — важность торжества, радость, благодарность, покаяние и умиление, соответственно содержанию службы. «О, если бы все знали, какую глубину богословия заключают церковные песнопения, — пишет глубокий знаток богослужения и Церковного устава профессор М.Н. Скабалланович. — Недаром некоторыми знатоками высказывалась мысль, что православное богословие может исчерпываться одним богослужением, то есть в богослужении нашем собрано и изложено все, что может и должен думать о Боге и спасении всякий христианин».

Чрезвычайная благотворность православного богослужения наиболее ярко проявляется в сравнении. Если католическое богослужение действует преимущественно на чувства; если протестантское богослужение, наоборот, восприняло черты столь характерного для протестантизма акцента на разум, а не на чувства, — то в нашем православном богослужении гармонично слиты «обоя»: и глубокая содержательность, и эмоциональная сторона, чуждая крайнего преобладания внешних эффектов. Оно дает пищу для ума, действует и на сердце, вызывает сердечные переживания, ибо все содержание богослужения пронизано любовью к Богу, к людям.

Православное богослужение «дышит» любовью Матери-Церкви к своим чадам, совершающим свое спасение на земле. Святой Божественной любовью, заботой о спасении чад Церкви проникнуто каждое песнопение, каждая молитва, каждое священнодействие, которое в нашем богослужении — не самоцель, не церемониал, а в нем глубокий символический смысл, раскрывающий и дополняющий содержание богослужения. Форма и содержание богослужений находятся между собою в самой тесной гармонии. Во всех формах православного богослужения нет ничего искусственного, вычурного, предназначенного для внешнего впечатления. Они проникнуты высокими религиозными мыслями, они глубоко трогают душу, волнуют ее священными переживаниями, назидают.

«Прекрасные формы нашего богослужения много содействуют, помогают укреплению молитвенного настроения, укрепляют религиозное воодушевление»1.

Имея такое сокровище — наше православное богослужение, мы не должны пренебрегать им, и Церковный устав (Типикон) предлагает нам идеал богослужения, к которому нам следует стремиться. Долг пастыря — совершать богослужение неукоснительно по чину и требованиям церковной уставности. С этой целью все священники и диаконы при посвящении в священные степени дают присягу о соблюдении ими Церковного устава. Также и все православные епископы при своей хиротонии в чине «Исповедания» в присутствии архиереев, клира и народа дают торжественное клятвенное обещание блюсти Церковный устав.

Благоговейное, истовое и возможно полное исполнение Церковного устава имеет громадное религиозно-воспитательное значение и для паствы, и для пастырей. Оно объединяет их всех, показывает всю высоту и истинность Православия и его богослужения.

Конечно, Устав не есть что-то неподвижное, и его цель — удовлетворить идеальную религиозную потребность Богообщения в молитве, применительно к внутреннему, духовному состоянию молящихся. Не люди для Устава, а Устав для них. В связи с этим пастырь — организатор уставных служб — обязан считаться с человеческой немощью. Придерживаться Устава следует твердо, но без чрезмерно-ригорического удлинения служб, приспосабливая выполнение Устава к силам верующих. Об этом наглядно свидетельствуют примеры святителей Иоанна Златоуста и Василия Великого, сокративших литургию ради немощных. Где положить предел приспособлениям — сказать трудно. Вероятнее всего, личное молитвенное настроение и рассудительность подскажут благоговейному пастырю меру возможного приближения к Уставу.

К сожалению, очень часто в городских и сельских храмах уставность нарушается, а иногда совершенно игнорируется, при этом богослужебный чин сокращается до крайности. Само понимание принципа уставности во многих наших приходах почти утрачено. Исключение составляет литургия, которая совершается полностью повсеместно, поскольку ее чинопоследование невозможно изменить. Что же касается прочих служб, особенно вечерни и утрени, то они превращаются в некоторых приходах буквально в какие-то схемы без церковно-художественного и неисчерпаемо-богатого богословского и аскетического содержания.

Приходские пастыри (или по их небрежению — клиросные чтецы и певцы) оставляют неизменяемую часть названных служб неприкосновенной. Постоянно же меняющиеся стихиры, кафизмы, антифоны, каноны, Евангельские стихиры и другие части служб из Октоиха, Минеи и Триоди ими почти всегда крайне сокращаются или опускаются1. И богослужение получается поэтому совершенно однообразным. Между тем, именно изменяющаяся богослужебная часть разнообразит, одушевляет богослужение и настраивает молящихся каждый раз по-новому, своим текстом и пением выражая идею каждого праздника. К сожалению, постоянные богослужебные части теперь выдвинуты на первый план, как удобные для концертного или сольного исполнения, вызывающего у предстоящих эстетические, но никак не молитвенные чувства. Истинно религиозному человеку такие безуставные службы тяжело переносить и даже подчас невыносимо.

При этом забывается основная литургическая истина, что собственно стихиры, тропари, антифоны, равно как и другие изменяющиеся богослужебные молитвы необыкновенно украшают церковные службы. Положенные для богослужебных песнопений превосходные, изящные, молитвенно-задушевные церковные напевы — результат многосотлетнего церковного творчества — вполне соответствуют их содержанию и, будучи исполняемы, не отвлекают внимания от слов, а приковывают к ним. В области церковного пения Русская Православная Церковь обладает богатейшим количеством церковных распевов (большой знаменный, малый знаменный, киевский, греческий) и напевов (Киево-Печерской лавры, Глинской, Зосимовой пустыни, Валаамского монастыря и т.д.). «Творцами этих распевов были люди высокого религиозного духа, подвижники, одаренные тайной познания божественных звуков»1. И именно соединение слов с этими «божественными звуками», с возвышенным церковным пением затрагивает самые глубины нашего существа, те стороны, которые всегда открыты воздействию Божества2.

У ставное чтение и пение придает богослужебному чину невыразимую трогательность и задушевность, причем длительность службы становится незаметной и неутомительной. После таких богослужений все верующие выходят из храма молитвенно-одушевленные и исполненные глубокого назидания. Но это бывает тогда, когда богослужение совершается истово и по уставу. чтение бывает раздельное и внятное и пение — с возвышенно-церковными напевами. Но очень часто чтение бывает или «борзо» и неблагоговейно, или «дмяся и громогласуя», с «бесчинными воплями» (78 прав. IV Вселенского Собора), на что обращает внимание и Устав. То же самое замечается и в пении: оно бывает невнятное и торопливое или, наоборот, растянутое. Уже давно в наше богослужение проникло чуждое церковности не молитвенное, а художественно-театральное, искусственное, показное пение, рассчитанное на эффект. На это неоднократно указывал в своих посланиях Святейший Патриарх Алексий.

«И теперь, как и раньше, — говорит он, — можно слышать у нас в храмах пение искусственное, театральное, в то время как то, что является основным в богослужении — псалмы, стихиры, каноны, — сокращается до последней степени.

Необходимо снова напомнить, что целью наших богослужений является не создание музыкальных эффектов и не подражание операм и концертам с их сольными и прочими «номерами», а молитвенное настроение, вызываемое содержательными и умилительными церковными песнопениями.

Для этого не нужны многолюдные хоры, не нужны и те огромные средства, которые на них тратятся. Как раз то, на что употребляется столько усилий и столько времени, а именно молитвы — «Ныне отпущаеши», «Великое славословие», «Свете тихий» за праздничным всенощным бдением, а также — «Отче наш», «Верую» за литургией, должны петься самым простым напевом, требующим не столько искусства, сколько благочестивого чувства. И для этого не нужно ни больших хоров, ни приглашения особых гастролеров, ни каких-либо особенных голосов.

Должен сказать, что и многие верующие, проникнутые духом церковности и понимания истинной красоты богослужения, неоднократно и настойчиво, особенно за последнее время, выражали мне неодобрение такому искусственному пению, растягивающему богослужение и не дающему молитвенного настроения»1.

В другом послании Святейший Патриарх Алексий пишет: «Большая часть молящихся в Церкви не является знатоками пения, но спросите у этого большинства, чего оно ожидает от церковного пения и какого пения оно желало бы? И большинство ответит вам: дайте нам такое пение, которое трогало бы сердце, которое вызывало бы у нас слезы умиления, которое поднимало бы наш дух и помогало бы молиться. Народ прекрасно понимает истинный дух и надлежащий тон церковного пения и лучше всякого знатока отличает пение церковное от пения театрального. Зачем ему навязывать то, чего не принимает его молящийся дух? Зачем навязывать ему в лучшем случае наслаждение, притом мирское, душевное, когда он ищет умиления духовного? Если в просьбах наших к людям, от которых мы ожидаем получить то или иное, мы выдерживаем нужный, часто почтительный и, во всяком случае, серьезный тон, то почему в прошениях наших к Господу мы дерзаем брать тон дерзновенных и легкомысленных театральных излияний, исключающих всякое благоговение?

Исполнение церковных песнопений в крикливом тоне светских романсов или страстных оперных арий не дает возможности молящимся не только сосредоточиться, но даже уловить содержание и смысл песнопения. Такое пение дает лишь впечатление слуху, но в душе не оставляет никакого следа»1.

Забвение уставности пастырями порождает равнодушие верующих к службам, приучает их довольствоваться певческими концертами. Духовно-нравственный пастырь-молитвенник сам первый почувствует, что во время концертно-театрального пения нельзя молиться и что оно не настраивает на благоговейную молитву. В заботах о молитвенной стороне церковной службы он, безусловно, обратит сугубое внимание на богослужебную уставность и церковность пения.

Сахаров Афанасий - Настроение верующей души по Триоди Постной, Читать книгу онлайн, Страница 2

Но действительной может быть только молитва сознательная, осмысленная. Конечно, Господь внимает и бессмысленной подчас молитве крестьянина, являющейся плодом его слепой, безотчетной веры. Но для чего же дан человеку разум, как не для того, чтобы он осмысливал свои действия, чтобы всегда и во всем старался поступать разумно. Конечно, и религиозные действия его не должны совершаться бессознательно; в частности, его общение со всею Церковью в молитве, его беседа с Господом не должна быть неразумна, бессмысленна. Для того же, чтобы она не была таковой, для того чтобы молиться сознательно, необходимо вникать в содержание и смысл церковных молитвословий. Необходимо поэтому более близкое знакомство с составом, порядком и значением нашего богослужения, с самим текстом молитвы, с книгами церковными.

Здесь, кажется, уместно сказать несколько слов о преподавании объяснения богослужения в наших школах на уроках Закона Божия, и в особенности о преподавании литургики в наших семинариях. Собственно, у нас преподается нечто о богослужении, но в понимание самого богослужения ученики почти не вводятся. Конечно, необходимы все эти вводные сведения, например о храме и т. д. Необходимо изъяснение общего смысла девяти суточных служб, смысла отдельных обрядов и действий, но этим едва ли можно ограничиваться. У нас же по большей части этим и ограничиваются. Вот перед нами изданная Училищным советом при Святейшем Синоде в качестве учебного руководства книга «О богослужении Православной Церкви» Гермогена, епископа Псковского. Берем наудачу из отдела о вечернем богослужении: «Вечерня… вкратце изображает сотворение мира и человека… Сотворение мира и человека изображается в 103 псалме, который читается в самом начале вечерни» [6]. А вот из другого руководства к изучению церковного устава, по которому мы учились в духовном училище: «Вечернее богослужение должно изображать нам времена ветхозаветные… В предначинательном псалме мы слышим величественное изображение шестидневного творения мира» [7]. И только. Такими двумя — тремя фразами ограничивается часто все объяснение богослужения. А как в учебниках, так и на уроках! Конечно, едва ли принесет какую пользу такое изучение богослужения. Помню, в духовном училище, получив учебник по уставу, я поспешил прочитать его и, когда читал объяснение вечерни, никак не мог понять, в чем же выражается здесь мысль о творении, и понял только тогда, когда сам прочитал целиком 103 псалом.

В духовных школах изучается церковный устав. От учеников требуется, чтобы они знали, как соединяется служба полиелейная с воскресной; как соединяются каноны в седмичные дни, как поются каноны в Великий пост и т. д. Все это хорошо знать и, может быть, необходимо. Но думается, что изучению Типикона должно предшествовать более или менее основательное знакомство с самим содержанием составных частей богослужения, с содержанием всего, по возможности, круга богослужебных книг. Учеников предварительно нужно ввести в понимание самого содержания богослужебного текста: разъясните им не только общий смысл той или иной службы, а познакомьте их с его составными частями. Тогда не будут ученики скучать над церковным уставом.

Вот, например, читаем мы в Типиконе под 15 августа: «На велицей вечерне поем: Блажен муж — 1 антифон. На Господи, воззвах стихиры на 8, глас 1. Слава, и ныне. глас тойже: Богоначальным мановением. На литии стихиры самогласны, глас 1. Слава. глас 5: Приидите, празднолюбивых собор: И ныне. глас тойже: Воспойте, людие. „и т. д. Конечно, на первый взгляд, все эти и подобные предписания Типикона могут показаться неинтересными, даже бессмысленными. Заставьте ученика выучить такую тираду и, несомненно, сразу же отобьете у него всякую охоту заниматься дальнейшим изучением церковного устава. Но вы прочтите предварительно все эти стихиры, эту дивную, например, стихиру“ Богоначальным мановением», эти чудные «Приидите, празднолюбивых собор» и «Воспойте, людие» — и вам не покажутся уже неинтересными и бесполезными замечания Типикона. И вообще, перечитайте Минеи, Октоихи, Триоди, и вы поймете и усвоите без особого труда весь церковный устав, вы по достоинству оцените и с глубоким уважением станете относиться к этим сухим, как казалось раньше, перечислениям количества стихир и тропарей. Вы почувствуете, что иначе и быть не может. Вы увидите сквозь эти неинтересные, как полагали вы прежде, заметки любящую руку человека, которому дороги, бесконечно дороги были все эти стихиры, самогласны и подобны, который, сам на себе испытав их благодатное действие, теперь тщательно записывает, когда, сколько и как петь их, чтобы это пение в возможно большей мере оказало такое же благодатное действие на верных чад Церкви, собравшихся, по заповеди Христа, воедино, дабы почтить тот или иной праздник общею молитвой.

Говоря так, мы отнюдь не хотим сказать, что изучение литургики нужно свести к чтению подряд богослужебных книг. Нет, богослужение нужно изучать практически. Ученики духовной школы должны принимать самое активное участие в богослужении, в чтении и пении, которые необходимо поставить на надлежащую высоту. Таким образом можно бы было постепенно ознакомиться со всем неисчислимым богатством наших церковных книг, осмотреть всю эту громадную сокровищницу подлинно дивных произведений религиозного творчества. И несомненно, польза от этого была бы огромна, особенно для будущих пастырей и клириков. Тот, кто сознательно относится к тексту молитвословий, кто продумал и прочувствовал их, кто полюбил их (а продумав, нельзя не прочувствовать, прочувствовав, нельзя не полюбить), тот пожалеет комкать и искажать их так, как это делается у нас сплошь и рядом. Он позаботится о том, чтобы разумно и внятно читались и пелись священные творения святых людей, принятые Церковью в употребление ради общей пользы и назидания. Это, конечно, весьма привлечет мирян к службе церковной, ибо несомненно, что невнятное и бессмысленное чтение и пение отталкивают богомольцев от посещения храма, затрудняют участие в общей молитве. Разумное и внятное чтение скорее возбудит и в самом чтеце, и в предстоящих надлежащее молитвенное настроение, являющееся средством приобщения к жизни Церкви.

Сколько минут духовного восторга, религиозного подъема переживает вдумчивый читатель наших церковных книг! Содержание их всегда так близко грешной кающейся душе. Сколько песнопений, кажется, написано именно для тебя. И только с чистым сердцем стоит ради своей и общей пользы и спасения совершать церковные службы и участвовать в них, даже на дому для себя читать священные песнопения, и они, несомненно, произведут свое действие, они разбудят нашу душу, оторвут нас от земли и обратят к Небу, они поставят нас хотя бы на первую ступень той лестницы богообщения и созерцания, на вершине которой стояли богодухновенные песнотворцы.

Много говорят о том, что разумному отношению к богослужению мешает устарелый и почти непонятный славянский язык. Не будем спорить, что в наших церковных книгах есть мысли неудобовразумительные, темные, неудачные по конструкции речи. Это объясняется отчасти тем, что многие молитвословия, представляющие в подлинниках великолепные произведения литературы, написанные красноречивою прозою, а многие даже стихами, были переведены нашими переводчиками буквально, слово за словом, с сохранением греческой конструкции речи, не свойственной нашему языку. Некоторые слова были переведены неточно, неправильно, некоторые же, которым почему-либо переводчики затруднились подыскать соответствующие славянские, оставлены без перевода. Немало ошибок в пунктуации. Конечно, желательно, чтобы все погрешности перевода были исправлены по сличении с греческим текстом, но решительно нет надобности уничтожать славянский язык и вместо него вводить в богослужение русский. В настойчивых требованиях отставить славянский язык сказывается не наше непонимание, а наше нежелание понимать его. Нам непонятны «бысть» и «сего», «яко» и «аки», нам непонятны двойственное число и дательный самостоятельный! А между тем мы наполовину разбавляем свою русскую речь иностранными словами и оборотами, и тот человек считается более развитым и образованным, кто более употребляет этих совершенно чуждых русскому языку терминов, как будто у нас не найдется своих подходящих слов. Мы тщательно изучаем иностранные языки, что, конечно, весьма и весьма полезно. Но много ли времени уделяется на изучение родного и священного церковно — славянского языка? Сосчитайте, сколько часов в неделю посвящается в духовной школе на иностранные языки и сколько на славянский? А о светской школе лучше и не говорить… Нет, не о переводах наших церковных книг на русский язык следовало бы говорить, а о большем внимании к славянскому языку. При лучшем знании славянского языка, при вдумчивом отношении к тексту молитв даже самые неудачные по переводу, самые запутанные по конструкции, как, например, ирмос 9–й песни 2–го канона на Рождество «Любите убо нам», на который обычно всегда указывают как на образец неясности, — и такие даже места будут понятны. Вообще же церковно — славянский язык «своею прикровенностью, священною важностью способствует охранению святости и чистоты заветных истин, проповедуемых в церковных богослужениях. Повседневный язык наш, конечно, выражает и точнее, и понятнее известную мысль. Но он мало тронет сердце, мало возбудит в нас благоговейных чувств. А в некоторых случаях слишком яркой реалистичностью может привести к кощунственным выпадам и ослаблению религиозности» [8] .

Содержанию богослужебных книг как-то мало уделяется внимания и нашей богословской литературой. Даже в области сочинений по литургике не найдется более или менее подробного изложения содержания хотя бы великопостного богослужения. Триоди Постной еще посчастливилось более других наших церковных книг. Тогда как, например, о содержании Октоиха, кроме указания, какие молитвословия и в какой последовательности помещены в нем, почти ничего не говорится даже в руководствах по литургике и церковному уставу [9]. Издаются популярные брошюры, изъясняются (особенно в проповедях) отдельные молитвословия. Особенным вниманием пользуется Великий канон святого Андрея Критского. Но в истолковании отдельных великопостных молитвословий дело ограничивается только самыми известными и более употребительными, как, например, молитва святого Ефрема Сирина, «Душе моя», «Прииде пост». А в изъяснении великопостного богослужения обычно не идут дальше указания на то, что в приготовительные Недели воспоминаются мытарь и фарисей, блудный сын, Страшный Суд и падение праотца; в 1–ю Неделю поста воспоминается Торжество Православия, во 2–ю — святитель Григорий Палама, в 3–ю — поклонение Кресту, в 4–ю — святой Иоанн Лествичник, в 5–ю — преподобная Мария Египетская. Излагаются жития этих святых и указывается глубокая связь этих воспоминаний со Святой Четыредесятницей. Подобного рода изъяснения показывают, что составлены они без достаточного знания Постной Триоди. В самом деле, воспоминания приготовительных Недель имеют тесную органическую связь с идеей Великого поста. Но какое прямое отношение к Великому посту имеют воспоминания Торжества Православия, Григория Паламы, Иоанна Лествичника, Марии Египетской? Вопросы о том, как произошел тот или иной праздник, почему он совершается в то или другое время, обычно выясняются в праздничном синаксарии. В синаксариях приготовительных Недель и Недели Крестопоклонной прекрасно выяснено то, какую тесную связь с идеей Великого поста имеют воспоминания этих Недель. И наоборот, в синаксариях остальных Недель поста об отношении воспоминаемых событий и лиц к идее поста почти ничего не говорится. Особенно интересна в этом отношении заметка синаксария 4–й Недели, где ясно выступает характер внесения в Постную Триодь службы преподобному Иоанну Лествичнику. В греческой Триоди читаем: «Память его (преподобного Иоанна) совершается 30 марта. Празднуем и ныне, потому что с самого начала Святой Четыредесятницы начинают постоянно читать в святых монастырях Лествицу его слова». В славянской Триоди нашли более удобным совсем не печатать этой заметки. А на 5–ю Неделю даже нет совсем синаксария. В нашей Триоди пред началом службы 5–й Недели стоит такая заметка: «Поем и Минеи последование случившагося святаго. Инии же последнейшии (позднейшие) предаша пети в сию Неделю последование преподобныя матере нашея Марии Египетския». Вообще воспоминания Недель Великого поста суть минейные воспоминания, и как таковые не могут иметь органической связи с остальным великопостным богослужением. Часть этих воспоминаний — преподобных Иоанна Лествичника, Марии Египетской и даже поклонение Кресту [10] — привнесены в великопостное богослужение потому, что по древнему обычаю не полагалось совершать праздник в будние дни Великого поста, а следовало их переносить на субботы и дни воскресные (51–е правило Лаодикийского Собора). «Понятно, почему в нашей Триоди минейные памяти распределены по субботам и Неделям» [11]. Службы святых Иоанна Лествичника и Марии Египетской перенесены в Триодь из Минеи: например, в славянских дониконовских Триодях они даже и не помещались — за ними рекомендовалось обращаться к Минеям. Память святого Григория Паламы внесена в Триодь уже в XIV веке, несомненно, по полемическим мотивам [12] .

Гермоген, епископ Псковский. О богослужении Православной Церкви. СПб. 1911.